ЛИТЕРАТУРА / КНИГИ

Мелкий бес (роман)


…Передонов отправился домой. Смутные, боязливые мысли медленно чередовались в его голове.


Вершина окликнула его. Она стояла за решёткою своего сада, у калитки, укутанная в большой чёрный платок, и курила. Передонов не сразу признал Вершину. В её фигуре пригрезилось ему что-то зловещее, — чёрная колдунья стояла, распускала чарующий дым, ворожила. Он плюнул, зачурался. Вершина засмеялась и спросила:


— Что это вы, Ардальон Борисыч?


Передонов тупо посмотрел на неё, и, наконец, сказал:


— А, это — вы! А я вас и не узнал.


— Это — хорошая примета. Значит, я скоро буду богатой, — сказала Вершина.


Передонову это не понравилось: разбогатеть-то ему самому хотелось бы.


— Ну, да, — сердито сказал он, — чего вам богатеть! Будет с вас и того, что есть.


— А вот я двести тысяч выиграю, — криво улыбаясь, сказала Вершина.


— Нет, это я выиграю двести тысяч, — спорил Передонов.


— Я — в один тираж, вы — в другой, — сказала Вершина.


— Ну, это вы врёте, — грубо сказал Передонов. — Это не бывает, в одном городе два выигрыша. Говорят вам, я выиграю.

Вершина заметила, что он сердится. Перестала спорить. Открыла калитку и, заманивая Передонова, сказала:


— Что ж мы тут стоим? Зайдите, пожалуйста, у нас Мурин.


Имя Мурина напомнило Передонову приятное для него, — выпивку, закуску. Он вошёл.


[…] Вершина угощала и Передонова, — он отказался от чая.

«Ещё отравят, — подумал он. — Отравить-то всего легче, — сам выпьешь, и не заметишь, яд сладкий бывает, а домой придёшь, и ноги протянешь».

«Мелкий бес» стал объектом пристального внимания со стороны современной критики. О романе писали Измайлов, Чуковский, Шестов, Иванов-Разумник.

Огромная философская мысль положена в основу «Мелкого беса», — пишет критик П. С. Владимиров, — и эта-то мысль и служит причиной того, что роман не лежит на полках библиотек, а передаётся с рук на руки. […]


Передонов отвратителен и гадок […] Но почему же ему нет места на земле, когда он плоть от плоти и кость от кости этой земли, того быта, где жил и где «все люди встречались злые, насмешливые»? Ведь и он же был злой, насмешливый […] значит, ему место было здесь и нигде больше. Но в этом-то и весь трагизм Передонова, в его злобе-то и надо искать причину его отщепенства. Злоба тех и злоба его различны. Те злились на своих окружающих, и их злоба была преходящей, она легко сменялась обывательским простодушием, примирением, — карточный стол или выпивка являлись в таких случаях пунктом примирения.


Передонов же не мирился. Его злоба вечная, мистическая злоба. Хотя он и был сыном того быта, в котором жили все и он, но ни на кого не был похож. Он был сам по себе. «Я-то один, — а они-то все», — говорит о себе подпольный человек Достоевского, — и это же вполне применимо и к Передонову. Он не говорил, но мог бы сказать: «Я-то один, а они-то все».


Передонов был один и одинок. Все его близкие, или там друзья — не были близкими и друзьями, потому что никто из них не понимал его беспредельного горя рвущейся души из гнусных сетей гнусной недотыкомки, напротив они ещё более туманили его мысль, ещё сильнее затягивали на его шее петлю недотыкомки-Айсы, с каким-то неосознанным злорадством толкали его в самую глубокую бездну пошлости мелких страстей.

Недотыкомка

 


Комментарии

Добавить комментарий
Комментарий
Отправить