Печататься в СССР Мальцева начала «на излете перестройки» — примерно за год до крушения советской власти: в 1990 году появились ее подборки в журнале «Дружба народов», в альманахах «День поэзии» и «Преображение» (вышел только только один номер этого «феминистического альманаха»); однако Мальцева в это время была тяжело больна и новость о том, что «больше нет советской власти», встретила в прямом смысле выйдя из комы в отделении челюстно-лицевой хирургии в Москве в августе 1991 года. Этим объясняется разрыв в датах между стихотворениями в ее опубликованных книгах: на первой стоит «1974-1985», на второй — «1990-2001» (в промежутке Мальцева стихи писать не могла).

С середины 1990-х годов Мальцева начинает регулярно печататься как в России, так и в США. Начало было положено антологией Евгения Евтушенко «Строфы века» (М., 1995), где была размещена большая ее подборка, позднее в филадельфийском ежегоднике «Встречи» за 1995, 1999, 2000, 2001, 2003 годы появляются ее подборки; в нью-йоркском «Новом журнале» в 2001—2006 году одна за другой появляется пять ее подборок; в журналах и альманахах «Волга», «Побережье», «Новый берег» в первое десятилетие XXI века она также становится постоянным автором.

Наконец, в свет выходит первая книга Надежды Мальцевой «Дым отечества» (М., 2005), привлекшая к себе внимание известных поэтов и критиков (в том числе и негативное), через шесть лет за ней появляется еще одна книга — «Навязчивый мотив» (М., 2011); за которую поэтесса удостаивается престижной премии «Серебряный век». С конца 2009 года Мальцева — член ПЕН-клуба.

Отзывы о творчестве

Стихи Мальцевой были замечены многими современниками, в частности, Анной Ахматовой.

«Надя Мальцева девочкой писала по-взрослому печальные стихи. К нам ее привел Григорий Поженян. Он зычно восхищался открытием „новой, шестнадцатилетней, Ахматовой“.

Толстушка в очках увлеченно играла с двенадцатилетней сестрой и со всеми переделкинскими собаками и менее всего напоминала Ахматову. Но стихи нам понравились, поразили неожиданной зрелостью. Надя стала бывать у нас. Я рассказала о ней Анне Андреевне, попросила разрешения представить.

— Приводите завтра вечером.

В столовой у Ардовых шел общий разговор. Надя молчала, нахохлившись, смотрела только на Анну Андреевну, а та говорила мало, иногда замолкая на несколько минут и словно бы не видя никого вокруг. Но внезапно, после такой паузы, спросила Надю:

— Может быть, вы почитаете стихи? Хотите здесь читать или только мне?

— Только вам.

И Анна Андреевна увела ее в свою маленькую комнату. Из-за двери доносилась несколько монотонная скороговорка Нади. Она читала долго.

Потом послышался голос Анны Андреевны. Она читала стихи. И тоже лишь для одной слушательницы. И тоже долго. Настолько, что я ушел, не дождавшись конца, — было уже очень поздно.

Анна Андреевна потом говорила:

— Очень способная девочка. Много от литературы. Много книжных, не своих стихов. Но есть и свое, живое. Она может стать поэтом. Но может и не стать. И тогда это несчастье.

Надя рассказывала:

— Ну я ей читала. Всю тетрадку почти прочла. Прочту стихотворение и спрашиваю: „Еще?“ Она кивает: „Еще“. А говорила мало. Спрашивала, кого люблю? Знаю ли Блока, Пастернака, Мандельштама? Сказала, что надо читать побольше хороших стихов. Нет, не хвалила, но и не ругала. Но говорила о моих стихах так, что мне теперь хочется писать. А потом сама спросила: „Хотите, я вам почитаю?“ Я боялась, что устанет. Она за полночь читала. И ведь мне одной. И сказала, чтоб я еще приходила. Ну, это из вежливости.

Второй раз Надя не пошла. Говорила, что стесняется, робеет. А много лет спустя призналась — не пошла, потому что боялась попасть под влияние, стать „послушницей“ — до потери собственного голоса».

Академик М. Л. Гаспаров познакомился с рукописями книг «Дым отечества» и «Навязчивый мотив» задолго до их издания в книжной форме. Свое мнение о них он высказал в письме к Н. Мальцевой, опубликованном вместо послесловия в книге «Навязчивый мотив» (с. 159):

….ещё раз прошу у Вас прощения за долгое молчание. Я отвык от поэзии, и мне понадобилось неожиданно много времени, чтобы войти в нее. Я давно имею дело только со старыми, твердыми, уже выкристаллизованными стихами; мне казалось, что я разучился воспринимать новое, потерял профессию читателя. Ваши две книги были для меня как оживание. В первый раз за не знаю сколько лет я опять почувствовал себя в поэзии, как в воздухе и в воде. Все мы знаем это чувство счастья, все знаем, что словами его не обозначить, позвольте и мне его не описывать. Только поверьте, это не комплимент: комплименты нам уже не по возрасту. Свою специальность я не забывал, за каждую рифму, незаметно вкрадывающуюся на цезуру или оттянутую в строфе, говорил Вам отдельное спасибо. Вкус у нас складывается из накопления случайных привычек, я люблю трехстопные ямбы с дактилическими хвостами и перечитывал их у Вас чаще других стихотворений. К музыке я глух в буквальном смысле этого слова, поэтому все нужные ассоциации заглавий второй книги для меня пропадали, но сами заглавия в оглавлении я читал с упоением…

Низкий, низкий Вам поклон. Пожалуйста, выживайте.

Весь Ваш М. Г.

6.8.02

Доброжелательные отзывы о поэзии Мальцевой оставили Валерий Перелешин, Ольга Анстей, Иван Елагин, Николай Моршен и ряд других выдающихся поэтов-эмигрантов.