Пролог

Фильм открывается прологом-притчей. На дворе начало XX века, и действие происходит в галицийском местечке. Диалоги ведутся полностью на идише. За окном снежная буря. Велвл (Аллен Рикман) возвращается домой из поездки и сообщает жене Доре (Елена Шмуленсон), что по дороге у телеги отлетело колесо, но ему помог установить его не кто иной, как её знакомый — реб Трайтл Грошковер (Файвуш Финкель), дядя её подруги Песл. В благодарность за помощь он пригласил его «на суп». Жена в ужасе сообщает ему, что Бог проклял их, послав им диббука, так как Грошковер скончался от тифа 3 года назад. Между тем, кто-то вдруг громко и настойчиво начинает стучать в дверь. На несколько мгновений устанавливается жуткая, напряжённая пауза. Кто это — диббук или обычный человек? Всё-таки супруги открывают дверь. На пороге стоит реб Грошковер и просит впустить его погреться. Муж сразу же решает, что жена ошиблась и что реб Грошковер на самом деле жив. Жена же абсолютно убеждена, что это диббук и, схватив нож для колки льда, безо всяких колебаний протыкает гостя. На груди Грошковера появляется кровавое пятно, однако он не умирает. Едва держась на ногах и прижимая ладонь к окровавленной груди, Грошковер уходит, исчезнув в снежной буре. Муж — в шоке, он думает, что жена совершила убийство. Жена тоже испугана, но удовлетворена своими действиями: она прогнала диббука.

Критический анализ

Фильм был неоднозначно воспринят кинокритиками, хотя преобладали положительные отзывы. Одни были оскорблены доходящей якобы до садизма неполиткорректностью Коэнов, сыплющих этническими карикатурами, другие назвали его самым зрелым фильмом братьев. Масла в огонь подлил Итан Коэн заявлением о том, что они с братом развлекались, придумывая всё новые и новые пытки для Ларри. По мнению британца Р. Гилби, самый личный из проектов Коэнов (которые росли в Миннесоте примерно в то время, которое показано в фильме) лишний раз демонстрирует ограниченность их эмоций и стилистики (замешанной на по-кубриковски маниакальном стремлении к тотальному контролю над созданием фильмов о невозможности контроля над чем бы то ни было).

Маститый киновед Дж. Розенбаум заявил, что, хотя он давно перестал отслеживать «презрительно-высокомерное шаржирование» человечества со стороны режиссёров-мизантропов, «Серьёзный человек» всё же показался ему заслуживающим внимания. Более забавным, чем «неудачный» пролог и сновидения главного героя, ему представился сюрреалистический рассказ про дантиста. В сюжете с миссис Самски он увидел отсылку к ленте «Голова-ластик» сюрреалиста Д. Линча; другому же критику о Линче напомнил «уютный городок», выбранный в качестве фона событий. Писатель У. Дж. Кобб сравнил «Серьёзного человека» с рассказом В. В. Набокова «Знаки и символы» о нездоровых попытках главного героя прочесть тайнопись судьбы в самых обыденных предметах и происшествиях. Как и фильм, рассказ Набокова заканчивается зловещим звонком телефона.

В рецензии, опубликованной The New York Times, А. О. Скотт увидел посыл фильма в следующем: «Человеческое существование и попытки его осмыслить пусты и тщетны, хотя над ними можно неплохо посмеяться». Мих. Трофименков дал фильму подзаголовок: «Людям здесь не место». С точки зрения Скотта, высмеивают авторы фильма Бога, играют они в Бога или играют на его стороне — понять нет никакой возможности, да это и не важно. Сходную точку зрения высказал и Р. Волобуев. Все попытки Ларри постичь суть происходящего с ним, все разговоры с раввинами, докторами, юристами не производят никакого эффекта, кроме молчания, околесицы и смеха в зрительном зале. Для Коэнов раввины — чудаки и жулики в той же степени, что и адвокаты с психоаналитиками, полагает Трофименков, ибо за буквой закона давно нет никакого духа, что в религии, что в праве.

Высоко оценил фильм Ричард Корлисс, кинообозреватель журнала TIME. По его мнению, весь сюжет — каталог социальных прегрешений, больших и малых, которые совершают против главного героя его ближние. Протагонист имеет научный склад ума; он слишком серьёзен, чтобы признать отсутствие глубинного смысла за полосой «непрухи» в своей жизни. Характерен кафкианский комментарий, которым он заканчивает лекцию студентам о принципе неопределённости: «Даже если вы ничего не поняли, вам придётся отвечать на ближайшем экзамене». Роджер Эберт поставил фильму высший балл, расценивая его с достаточно традиционных позиций — как переосмысление библейского рассказа о праведном Иове. Среди актёров он выделил Сталберга, который играет не загнанную в угол жертву депрессии, а человека, ещё полного надежды и не способного поверить в то, что с ним происходит. Все актёры, согласно Эберту, блестяще справились со своими ролями, хотя и не принадлежат к числу «звёзд».

Не все зрители посчитали удачным пролог к фильму. Если трактовать фильм как притчу о бессмысленной случайности как главной движущей силе мира, то и сам пролог не имеет смысла. Тем не менее большинство рецензентов попытались извлечь на поверхность якобы зашифрованные в нём смыслы. Например, А. О. Скотт считает, что своим творчеством Коэны компенсируют отсутствие смысла и завершённости в реальном мире; как и сам фильм, пролог — это притча о праведнике. М. Трофименков полагает, что значение вводной сценки становится ясно только в финале: главный герой неизлечимо болен, он — диббук, живой мертвец, зомби. Гилби трактует пролог как сатирическую притчу о том, что в метафизическом плане человек обречён — вне зависимости от активности своей жизненной позиции. Ларри стоически пассивен и, в отличие от Бартона Финка, не страдает самодовольством, однако и на него вываливается такой же ушат «нелепо-случайных жестокостей», как и на самоуверенных и предприимчивых до суетливости героев других коэновских фильмов.