Андрея Белого. Однако, новая система стихосложения, продолжил Гаспаров, осталась незамеченной и попала в запасники русской поэзии, где ждёт, когда сменятся литературные вкусы.

Летом 1965 года Кирсанов прошёл курс лучевой терапии в Центральной клинической больнице. В ноябре он поехал вместе с женой во Францию для того, чтобы продолжить лечение. Тогда же в Париже вышла составленная Эльзой Триоле двуязычная антология русской поэзии «La poésie russe». Стихотворение Кирсанова «Пустой дом» было представлено сразу в трёх переводах — самой Триоле, Эжена Гильвика и Леона Робеля. В. Перцов писал об этом: «Стихотворение действительно замечательное, его можно поставить по силе выражения в нем горькой необратимости жизни в один ряд с иными верленовскими». В антологию вошли также «Четыре сонета», «Под одним небом», «Жизнь моя, ты прошла, ты прошла...».

В 1966 году вышел сборник «Книга лирики» с указанием на титульном листе 1925—1965, то есть книга являлась обзором сороколетнего творчества. Здесь Кирсанов напечатал окончательный вариант «Поэмы поэтов». Появился шестой поэт, Глеб Насущный, «автор» 19 стихотворений. Цикл Богдана Гринберга, который теперь назывался «Экстракты», дополнился шестью новыми стихотворениями. Цикл написан верлибром, но, как и в поэме «Герань — миндаль — фиалка», Кирсанов добавил в него некоторые рифмы.

В связи с шестидесятилетием Кирсанова наградили орденом Ленина. Тогда же он написал стихотворение «Эти летние дожди...», впоследствии положенное на музыку Марком Минковым. Давид Самойлов, вспомнив в своей статье о «неслыханной простоте», к которой после долгих блужданий пришли Борис Пастернак и Николай Заболоцкий, написал, что по-своему такой же путь прошёл и Кирсанов. Самойлов назвал его творчество энциклопедией поэтических экспериментов, отметил, что для Кирсанова в поэзии нет никаких трудностей. Однако акцент Самойлов поставил на то, что Кирсанов всё чаще пишет «сдержанные и прозрачные» стихи. Одно из таких стихотворений Самойлов решил привести целиком, выбрав «Эти летние дожди...».

...хулы ему досталось никак не меньше, чем хвалы. Причем хвалили и ругали за одно и то же. За формализм – за что же еще! За «словесное трюкачество» и «эстетско-формалистскую окраску творчества», которые, переводя из негатива в позитив, можно поименовать «разнообразием ритмов и словесной изобретательностью» или «поэтикой циркового происхождения». В первом случае дело сводится к призыву преодолеть формализм, во втором, хвалебном, с удовлетворением отмечается, что с годами эта поэзия все же стала «проще по форме» и что «перед самой смертью... поэт написал несколько пронзительных прощальных стихов»...

Через год издаётся сборник «Искания», в который вошли наиболее спорные по догмам официальной критики стихотворения (но Кирсанов уже считался мэтром советской поэзии). Будучи болен, Кирсанов тем не менее много путешествовал. В 1966 году он отправился в Польшу, участвовал там во встрече бывших корреспондентов на Нюрнбергском процессе, в 1967 году ездил на поэтическую конференцию во Францию и на выставку международной книги в Чехословакии. Чешский Союз Писателей пригласил его посетить вместе с женой Прагу, что Кирсанов и сделал летом следующего года, а в ноябре участвовал в международной конференции переводчиков (Венгрия). В июле 1969 года он полетел в Чили на празднование шестидесятипятилетия Пабло Неруды.