Брок вспоминал, что барабанщик Терри Оллис был уволен, потому что «…не умел сочетать наркотики и игру на ударных», а М. Уолл утверждал, что «Лемми… которому надоел Оллис, постоянно падавший со стула, предложил взять настоящего барабанщика», а именно — Саймона Кинга (Simon King), который и был принят в январе 1972 года. Драмминг Кинга, стремительный и агрессивный, идеально акцентировал ритм-басовые партии Лемми: оба были прекрасно сыграны ещё со времён Opal Butterfly.

Перемены в составе привели к радикальному изменению звучания группы. Hawkwind, сохраняя верность блюз-роковой психоделии, последовательно наращивали и ужесточали ритмичность, а традиционные вокальные партии вытесняли песнопениями ритуального характера, в совокупности со световыми эффектами оказывавшими на аудиторию явно выраженное гипнотическое воздействие. Группа экспериментировала также с инфра- и ультразвуком: эти электронные пассажи не были слышны, но предполагалось, что они оказывают на сознание присутствующих некий магический эффект. Целью Hawkwind, как писал Б. Таун, было «…атаковать максимум человеческих чувств… Вы приходили на концерт, оттуда вас потом выносили, и вы не могли понять, что с вами произошло». «Наша цель — создавать <не просто музыку, но музыкальную> среду, которая затрагивала бы и использовала все человеческие эмоции. Мы хотим, чтобы люди ловили кайф не от кислоты, а от концерта. Мы и сами репетируем под стробом», — рассказывал Тёрнер в интервью Melody Maker35.

1972: «Silver Machine» и Doremi Fasol Latido

Начало 1972 года не предвещало Hawkwind успехов: из-за болезни Калверта и ряда инцидентов группа оказалась на грани распада. В мае стало известно, что у Hawkwind был угнан фургон с оборудованием на общую сумму в 10 тысяч фунтов. В последний момент группу спасли две компании, AKG и Vox, предложившие музыкантам полностью переоборудоваться у них и бесплатно получить звуковую систему. В июле Hawkwind попали в автокатастрофу в Германии между Дюссельдорфом и Берлином; лишь чудом никто не пострадал. Поворотным пунктом в истории коллектива стал выпуск сингла «Silver Machine».

Песня, написанная Броком в соавторстве с Ником Тёрнером на текст Калверта, создавшего нечто вроде вариации на тему «Как построить машину времени» (How to Construct a Time Machine) Альфреда Жарри, была записана 13 февраля 1972 года Hawkwind на андеграундном музыкально-политическом мероприятии Greasy Truckers Party в лондонском клубе Roundhouse. Исполненные здесь же «Master Of The Universe» и «Born To Go» вошли в двойной альбом Greasy Truckers Party, выпущенный United Artists (UDX 203/4). «Silver Machine» и «Welcome To The Future» были включены и в тройник Glastonbury Fayre (Revelation REV1A-3F).

Первый вариант будущего сингла смикшировал прямо на сцене звукооператор (впоследствии — один из руководителей Stiff Records) Дэйв Робинсон, однако певший здесь Калверт вскоре после концерта был помещён в психиатрическую лечебницу, где провёл следующие 28 дней. Студийную партию вокала было поручено исполнить Лемми. «Они перепробовали всех, прежде чем согласились на то, чтобы пел я. Ник, Боб, Дэйв… Остались только я и драммер. А я спел здорово, очень здорово — с первого же захода. Для них это было — ну просто невыносимо. На обложке NME — я один: тот, кто поставлял им неочищенные спиды!..», — вспоминал тот. О том, в каком состоянии группа записывала свой единственный хит, можно судить по воспоминаниям бас-гитариста: начало цитатыМы с Дик-Миком не спали четверо суток, <держались> на капсулах декседрина, так что мозги у нас были уже набекрень. Но нужно было ехать на концерт в Roundhouse… так что мы приняли по паре мандракса, чтобы успокоиться. Сделалось скучновато, мы приняли каждый по паре «блэк-бомберов»… Приезжаем в Roundhouse: кто-то приносит кучу бомберов, мы принимаем по десятку каждый: это уже много. Кто-то приходит с мандраксом: мы на взводе, глотаем по три, — нужно же успокоиться. Приносят кокаин, в больших таких пакетах, мы думаем — возьмём понемногу. Все это время в гримёрке — сплошное курево. Мы уже в полной отключке. А тут несут «кислоту» и мескалин — мы и это всё тоже глотаем. Но пора выходить на сцену. Мы с Дик-Миком — закоченелые, как две доски. «Не могу пошевелиться, Дик-Мик, а ты?» — «Я тоже. Классно, правда?» — «Что делать, мы же не сможем играть?» — «Придумаем что-нибудь», — говорит он.конец цитаты